Несмотря на ранний час, хранительница уже была на месте: сидела в своем жутко неудобном кресле и чахла над огромной амбарной книгой. К разрешению Злотана она отнеслась с крайним подозрением, тщательно изучила записку, проверяя ее подлинность, даже сличила подпись. Потом испепелила Пан взглядом и милостиво разрешила:
- Можете взять из хранилища не более трех чаров.
Искусство создания волшебных предметов было утрачено лет пятьсот назад, но корона успела скопить, а в том числе и честно награбить, богатую коллекцию всяческих полезных вещиц. Все это было описано, подсчитано, внесено в каталоги, тщательно околдовано по периметру, и вот уже двадцать лет, как отдано под опеку Леуты. Пока Пан ходила по хранилищу, тщательно изучая бирки, леди топала за ней по пятам. Глаза разбегались, но выбор был вдвойне труден – Леута никому еще не позволяла превысить заданный лимит. В конце концов, шутовка остановила выбор на подвеске, защищающей от всей доступной магии, а также на алмазном ноже. Третьего предмета, пожалуй, и не требовалось. Если в Кричащих Ключах действительно происходит что-то опасное, она предпочла бы спрятаться за магическим щитом, либо зарезалась бы с горя. Леута, же, к необычной скромности шутовки отнеслась с удвоенным подозрением. Пришлось совершить еще один круг по хранилищу и взять флягу, которая, если верить бирке, придавала любой налитой в нее жидкости целебные свойства. Шутки ради Пан попробовала представить себе целебный керосин и прыснула в кулачок. Леута укоризненно на нее посмотрела.
- Простите, леди, - церемонно поклонилась шутовка. – Позволите отбыть?
Испепелив наглую фигляршу взглядом, хранительница сунула ей под нос стопку документов, на каждом из которых требовалось поставить подпись. Когда спустя четверть часа Пан выводила свою закорючку на последнем листе, она уже проклинала собственную жадность. В Кричащие Ключи вполне можно было отправиться и без чаров.
Стража у дверей так и не сменилась, хотя, стояла, судя по всему с полуночи. Гвардейцы вытянулись по обе стороны двери, инквизитор облюбовал низкую табуретку, поставив ее так, что просматривались и дверь, и сад, и подступающее прямо к дверям Библиотеки и Пинакотеки озеро. От него веяло таким спокойствием, что Пан едва не оступилась. Здесь не за что было ухватиться: раздражение буквально таяло рядом с Сессом, и чувствовалось, как сила утекает из рук. Машинально шутовка потянулась к уставшим и разозленным гвардейцам и тут же ударила себя по рукам. Правильно говорят в гильдии – маг всегда остается магом, даже если он прикинется дохлой курицей. Кажется, инквизитор что-то почувствовал. Скорее всего, он был нюхачом – именно воздушники проще и охотнее сочетали магический дар с божественным откровением, но Сесс с равным успехом мог оказаться и черным, те тоже вполне охотно шли в инквизиторы. Первые виртуозно выслеживали преступников, вторые допрашивали духов. Если Сесс был черным, он тем более ощутил бы жалкие попытки Пан утянуть немного чужой злости. Чтобы сгладить это шутовка как можно приятнее улыбнулась.
- Все еще на дежурстве, мейстер?
Сесс кивнул. Впервые за годы знакомства Пан вдруг обнаружила, что правое ухо у него проколото, причем трижды, но серег нет – устав запрещал инквизиторам носить какие либо украшения кроме массивных перстней-печаток с изображением креста, терна и голубя. Пан предположила, было, что Сесс носил серьги до того, как вступил в орден, но нет – проколы совсем свежие, словно серьги были вытащены только что. Перехватив ее заинтересованный взгляд, инквизитор небрежно тряхнул головой, и белая прядь полностью скрыла ухо.
- Едете в отпуск, дура? – официальное обращение к шутихе явно коробило Сесса. – Удачного пути.
- Ты уж пригляди за нашим корольком, яхонтовый, - осклабилась Пан. – Помрет неровен час в объятиях своей пылкой женки, и что мы делать будем? Наследничка какого приблудного ждать?
Неизвестно, что разозлило инквизитора, но Пан всей кожей ощутила нахлынувшую на Сесса волну ярости. Нахлынувшую, и тут же ушедшую. Он скупо, как всегда, улыбнулся.
- Непременно пригляжу, мисс. Это мой долг.
Истукан глиняный, - мрачно подумалось шутовке. – Натурально – истукан! Она едва склонила голову на прощанье, нащупала в сумке сверток со взятыми в хранилище чарами и быстрым шагом пошла к воротам. Перед «отпуском» стоило подготовиться основательно.
* * *
Веселый дом – гильдейское здание шутов – выходил своими воротами, исписанными множеством фраз разной степени остроумности, на площадь Малой Звезды. Вообще-то, в Лантиниуме было два Веселых дома, что шуты почитали за особенно смешную шутку. Доподлинно неизвестно, что веселило их больше: когда почтенные матери семейства приходили, чтобы нанять клоуна для своих детишек, в заведение мадам Евлалии, или когда мучимые определенной жаждой мужчины врывались в ворота гильдейского здания и попадали в ласковые объятия шутов, клоунов, акробатов и одной престарелой цыганки-фокусницы с единственным зубом во рту – золотым.
Пан толкнула неприметную калитку в стороне от ворот, украшенную единственным изречением, которое, впрочем, Магистр почитал за самое смешное: Risu inepto res ineptior nulla est. Вопреки ожиданию, калитка вела не в затененный зловещий сад, где на каждом углу неосторожного подстерегают грабли и прочие забавы, а в длинный ярко освещенный коридор. Шуты были людьми серьезными, возможно – самыми серьезными в королевстве. Шагов через сорок Пан толкнула выкрашенную молочно-белым дверь и, нагнувшись, скользнула в низкую комнату. Магистр Парран, на секунду отвлекшись от балетного станка, кивнул на табуретку, и продолжил свое занятие. Верховный магистр шутовской гильдии был древним карликом, и возглавлял шутов и фигляров уже лет пятьдесят. По крайней мере, никто из ныне живущих не мог вспомнить, кто же заправлял делами гильдии до этого маленького, юркого, совершенно лысого шута. Ловко сев на шпагат, старик подскочил на ноги и прошелся колесом перед самым носом Пан.